– А ничего, что единственный демон в академии – это сам лорд Сирис?

– Да ладно… – выпалили змеелюды хором. Я кивнула.

Потом потянулась сладко, улыбнулась и попросила:

– Расскажите, что ещё после нашего исчезновения произошло. И кстати, тот набат, от которого сотрясались стены академии, он чему посвящался? Как его объяснили?

Оказалось, объяснялся как есть – моим побегом из тюрьмы…

Да и в остальном в академии всё было не в пример спокойнее, чем в первом облагодетельствованном одной попаданкой мире. Исчезнувшую принцессу объявили демоном, студента Волкова – героем, который всех спас. Сирис остался нераскрытым, на своей должности. Гадкая доносчица Базя тоже никуда не делась – по-прежнему училась и жила в той же комнате, но заметно погрустнела.

– Это потому, что заработка лишилась, – хмыкнув, прокомментировала я.

А вот дальше кое-что приятное всё-таки прозвучало…

– У оборотней большие проблемы, – сказал Сскарум.

– Снова блохи завелись? – ехидно фыркнула я, а змеелюд неожиданно кивнул.

Я удивилась безмерно, а чешуйчатые, которые сидели впритирку друг к другу и, кажется, сами того не замечая, держались за руки, принялись объяснять:

– Блохи вернулись, и теперь их иммунитет вообще зашкаливает. Но это ещё цветочки, у блох появился магический элемент!

– То есть? – нахмурилась я.

– Блохи теперь заводятся только у самцов, – сообщил Сскарум, – и знаешь, что действительно интересно? Они до определённого момента не кусают. Живут себе спокойненько, копошатся в шерсти и даже кровь не пьют.

Мой мстительный оптимизм немного притух, а туманная оговорка про «момент» не впечатлила.

– Чем они тогда питаются, если кровь не пьют? – поинтересовалась светлая леди.

– Без понятия, – ответил Сскарум.

– А что за «момент»? – встрял Лаарим.

Сскарум расплылся в совершенно невероятной, предельно кровожадной улыбке. Сказал:

– Блохи активизируются в том случае, если самец-оборотень плохо поступает с девушкой. То есть изменяет, издевается или просто врёт.

Змеелюд замолчал, а я застыла, осознавая сказанное.

А когда поняла – присвистнула. Вот это я дала!

– Хуго, наверное, рад? – спросила, не скрывая иронии.

– О… Хуго в полнейшем восторге! – Сскарум оскалился. – Просто не знает, куда этот восторг девать!

Я гадко хихикнула, и мы с лаборантом чокнулись.

– Кто такой Хуго? – вмешался Хрим. – И что он натворил?

Светлая леди махнула рукой, прося подождать, а сама поинтересовалась судьбой ещё одного персонажа:

– Что с Ататриэлем?

Чешуйчатые переглянулись, и ответил уже Шширум:

– Все думают, что Ататриэль помутился рассудком, но мы, зная тебя и твои способности, не уверены.

– А если конкретнее? – подтолкнула одна попаданка.

Шширум шумно вздохнул, но глянул хитро.

– Эльф подался в отступники, – неожиданно выдал он. – Когда лорд Сирис объявил тебя демоном, Ат заявил, что ректор врёт, а ты, наоборот, святая. Где-то раздобыл твой портрет и воздвиг в своей комнате алтарь. Он утверждал, что ты умеешь творить чудеса и, в частности, исцелять прикосновением. А демоны исцелять, понятное дело, не могут.

– Ы-ы-ы… – тихонько сообщила я.

Хрим с Лааримом уже не просто заёрзали, а подались вперёд и буквально впились глазами. Змеелюды тоже хотели пояснений, но я не спешила признаваться – для таких признаний кондиция ещё не та.

– И как Сирис отреагировал на алтарь? – уточнила осторожно.

– Плохо, – ответил Шширум. – Ата из академии выгнали.

Я… нет, всё-таки не расстроилась. Зачем эльфу это образование? Оно в той академии посредственное!

– Но Ататриэль от своих взглядов не отказался, – добавил Сскарум. – Говорят, он подался в странствующие проповедники и даже пообещал воздвигнуть храм!

Светлая леди от такого признания совсем уж прифигела. Нет, знала, что Ат ненормальный, но храм – точно перебор.

– Кстати, – вновь подал голос Шширум, – есть мнение, что Ат таким образом пытается не повторить судьбу Хуго. То есть ты якобы дала эльфу нечто крайне ценное и он очень не хочет это ценное потерять. Вот и молится тебе, как святой.

Вообще я не стыдливая, но здесь и сейчас смутилась совершенно. Просто обе сладкие парочки теперь смотрели настолько пристально, что стало ясно – без признания не обойтись.

Это стало поводом залпом осушить бокал и опять потянуться к разливающему, им в данный момент являлся Лаарим.

– Ну а что с Чёрной стрелой? – озвучила новый вопрос.

Змеелюды дружно фыркнули.

– Что с ними будет? Погрустили из-за смерти Алекса, потом поймали какую-то демоническую собаку, теперь опять герои. Правда, не думаем, что без Алекса у них будет всё настолько хорошо, как раньше. Ведь движущей силой команды был именно он.

Тут я невольно скривилась и даже показала лаборантам язык – тоже мне, мнение! Волков то, Волков сё… На нём что, сошелся клином белый свет?

И вообще не о нём сейчас.

– Сами-то вы как? – спросила у чешуйчатых.

– Средненько, – отозвался Шширум после паузы. – Все подаренные тобою книжки по десять раз прочитали, а в нашей академии ничего интересного без тебя не происходит.

– Без тебя ужасно скучно, Мари, – проникновенно добавил Сскарум.

Стало приятно, и даже очень. Но потом лафа закончилась, потому что Лаарим не выдержал, воскликнул:

– Маша! Я сейчас от любопытства умру!

– И я, – напряженно поддержал возлюбленного Хрим.

А ещё клыкастик скользнул взглядом по сцепленным рукам змеелюдов и спросил у меня одними глазами – мне чудится? Я отрицательно качнула головой и широко улыбнулась. Тогда Хрим шумно втянул воздух и, нежно приобняв Лаарима за плечи, потребовал:

– Маша! Расскажи!

Короче, пришлось вытащить из пространства ещё один ящик вина и начать…

Проснулась я от ощущения чужого взгляда, но сразу открыть глаза и выяснить, кто именно на меня пялится, не получилось. Просто вместе с пробуждением пришла невероятная тяжесть, сдобренная тошнотой и пониманием – столько пить нельзя.

Вернее, не так. НЕЛЬЗЯ! Ибо потом так плохо, что хоть вой! И в этот раз я действительно тихонечко взвыла. А потом всё-таки приоткрыла один глаз и, узрев вытянутое лицо Эльнаэллы, простонала хрипло:

– Воды!

Эльфийка дёрнулась, растерялась, а собравшись с мыслями и силами, метнулась к столику, на котором стоял графин с вожделенной жидкостью. Я в этот миг снова рухнула на подушку и вернулась к прежней мысли – столько пить нельзя! Хотя нет, снова не так. Пить нельзя вообще!